– Это летопись дхаров. Наверное, у меня осталась последняя. Всего их было три, эта написана по приказу самого Ранхая.
– А я встречал потомка Ранхая, – вспомнил Фрол, – его зовут Виктор Ухтомский. Он хочет перевести «Ранхай-гэгхэн» на язык мосхотов.
– Вот как? – усмехнулся Вар. – Князья Ухтомские не забыли, какой они крови? Ты расскажешь мне об этом, Фрол, но позже…
Кна-гэгхэн замолчал, глядя куда-то вниз, на черные доски пола. Затем вздохнул.
– Ты пришел в наш лес, когда дхары на воле уже забыли о Беглецах. Здесь все будут тебе очень рады. Ты расскажешь нам о том, что сейчас там, за Пех-рой…
Он вновь о чем-то задумался, потом повторил:
– Да, мы рады тебе. Но ты пришел не в обычный день. И это странно…
Фрол удивился. Ни церковных, ни даже светских праздников сегодня не намечалось.
– Нынче Гхелов день, – Вар укоризненно покачал головой. – Вы уже забыли об этом среди мосхотов. В этот день погиб Гхел Храбрый, это день скорби, но вместе с тем и день нашей надежды… Мы поговорим и об этом, но вначале я хочу послушать тебя. Мне кажется, Фрол, ты пришел к нам не просто с новостями о здоровье Президента.
Тут уж пришлось задуматься Фролу.
– Как бы это, елы, сказать, Вар-гэгхэн…
Он пытался говорить по-дхарски правильно, но «елы» поневоле сорвалось с языка.
– Я не гэгхэн, – улыбнулся старик. – По-русски моя должность называется «завхоз». Слушаю тебя, сын Астфана…
Пришлось рассказывать. Получалось не особо гладко, но в целом дхар справился. Старик слушал внимательно, но, когда Фрол, удовлетворенно вздохнув, замолчал, вновь усмехнулся, покачав головой:
– Это дела мосхотов. Ты, Фрол, напрасно радовался смене власти. Цари мосхотов, как бы они себя не называли, всегда будут нашими врагами, и если это все новости, то не стоило везти их так далеко. Но ведь это не все? Ты видел и узнал куда больше, иначе ты бы не стал ехать, как говорят мосхоты, за тридевять земель.
Фрол хотел перевести разговор на движение дхарского возрождения «Оллу Дхор», открытие первой дхарской школы в Сыктывкаре и готовящееся переиздание дхарского словаря. Но старик взглянул ему прямо в глаза – и дхар решился. Торопясь, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, он рассказал обо всем, начиная со страшной ночи у Белого Дома. От волнения Фрол то и дело переходил на русский, но старик слушал, не перебивая, лишь время от времени кивал. Лицо его оставалось невозмутимым, лишь когда Фрол рассказал о таинственном князе Семене и Первом канале, по которому к Владыка Молний получал автоматы, Вар жестко усмехнулся и, жестом остановив дхара, открыл тяжелую книгу.
– Мы знали это, сын Астфана, – вздохнул он, листая большие твердые страницы, и Фрол с удивлением понял, что книга написана на бересте. – Вот, смотри. Это писалось еще при жизни Гхела.
Он показал дхару страницу, испещренную странными знаками, но Фрол лишь покачал головой. Древнего дхарского письма он не знал.
– Я прочту, – понял его Вар. – «В год Черной Рыси, в десятый год княжения Гхела достославного, мужа доблестного, вновь пришел безбожный Сумх, князь мосхотский. И привел он с собою войск бесчисленное множество – и пеших, и конных, и срубил ладьи на Пех-ре, и повел воинов своих прямо к Дхори Арху. Продал же он душу тому, кого поминать здесь не станем, и получил взамен молнии огненные. И поражали те молнии богатырей дхарских, и доспехи пробивали, и стены жгли. И хвалился князь Сумх дхаров покорить, князя Гхела в полон взять, Дхори Арх же по камню разметать…»
Старик закрыл книгу, помолчал, вновь отложил рукопись и кивнул Фролу, прося его продолжить. Дхар послушался, доведя свой рассказ до дня, когда он решил ехать на Печору. Смолчал он лишь о Варфоломее Кирилловиче, зато о лагере призраков поведал со всеми подробностями, добавив, что валуны, которые были сброшены со склона, могли быть камнями Дхори Арха. Старик ничуть не удивился.
– Они разрушили Дхори Арх и были прокляты. Не жалей их, Фрол! Только когда Сердце дхаров вновь забьется, их души обретут покой. Но не мне восстанавливать Теплый Камень.
Он внимательно посмотрел на Фрола и продолжил:
– Ты искал здесь наших лекарей. Мы не забыли то, что знали наши предки, но твоему другу помочь не сможем…
– Как? – ахнул Фрол. – Но ведь дед говорил…
– Нет. Мы могли бы спасти тебя, но не твоего друга. Он не дхар.
– Ну и что? – не понял Фрол. – Да что у вас тут творится, Вар-гэгхэн? Белые, черные, серые! Француз… Николай – он не дхар, ну и что? Да он… Эх!
И он в отчаянии махнул рукой.
– Не обвиняй нас, Фрол, – мягко проговорил Вар. – Ты не так меня понял. Мы не можем вылечить твоего друга, ведь то, что спасет дхара, не спасет человека. Мы не люди, Фрол. Во всяком случае, не такие люди, как все.
Дхар молчал, понимая, что теперь Николая могло спасти только чудо. Он вспомнил лицо Келюса, которое видел ночью, страшное, чужое, и содрогнулся.
– Значит, мы не люди? – вздохнул он наконец. – Дед говорил, что раньше, очень давно, на Земле жили только дхары. Потом люди стали истреблять нас, и тогда дхары научились превращаться. Кроме тех, которые одичали и стали «чугами»…
– Я тоже слыхал это. Многие дхары утратили Истинный Лик и стали просто слабыми людьми, забыв и нашу мудрость, и нашу славу. Поэтому мы, серые дхары, гордимся тем, что не забыли, кто мы есть… Значит, Сумх-гэгхэн до сих пор получает «калаши»?
Слово «калаши» старик произнес четко, метнув на Фрола быстрый взгляд. Дхар понял, что Вар разбирается не только в древних легендах.
– Да, наверное… У них теперь снова есть скантр. Не знаю, включили ли они снова Первый канал…