Дед неожиданно засмеялся. Смех был таким же, как когда-то, – отрывистым, сухим:
– Ах вот ты о чем? Ты стал пацифистом, а это еще бессмысленнее, чем белогвардейцем… В Столицу белых не пустят, там у Троцкого сильный стратегический резерв. Если у белых кончатся боеприпасы, и фронт стабилизируется, умеренные в Столице могут попытаться договориться с либералами на Юге. Такие контакты уже были. Но…
Дед опустил глаза, рука чуть заметно дернулась, и Келюс, вздохнув, быстро спрятал бумагу с заклинанием.
– …Сомлел вроде, – неуверенно произнес комиссар Лунин, беря со стола пистолет и быстро загоняя на место обойму.
– Это от голода, – не думая, вздохнул Келюс и отвернулся.
– Не-а, кормили чуть ли не из ресторации. Видать, ты им вправду нужен! Ну, пойду!..
Лунин-старший встал и ловко спрятал браунинг под гимнастерку.
– Сделаю, как говоришь, – улыбнулся он, пожимая Келюсу руку. – Ты-то без оружия как?
– Там пистолет не поможет… Ты что, потом снова на фронт?
– Ну ясно! Если тебя наши схватят, сошлись на меня. Мол, брат двоюродный… Только отчество не подходит. Не Матвеевич!..
Он вновь усмехнулся и открыл дверь. К крыльцу подскочил Рябко и залился лаем. Прапорщик встал, с сожалением спрятав недочитанную книжку.
– До свидания…
Келюс старался не глядеть на деда, сразу же принявшего равнодушный и недовольный вид.
– Ну, бывай, – буркнул комиссар и вновь незаметно подмигнул.
Прапорщик козырнул, попрощался, автомобиль взревел мотором, а Николай все еще стоял на крыльце, не в силах сдвинуться с места. Он понимал, что уже никогда не увидит молодого комиссара Лунина. Дед уходил, и теперь уже навсегда…
Келюс допил холодный кофе, тщательно оделся, повязал старомодный, черный в горошинку, галстук и направился в центр. Побродив по оживленной Сумской, он свернул в Университетский сад и некоторое время сидел на скамейке, обдумывая предстоящее, а затем решительно встал и подозвал ближайшего извозчика. Услыхав адрес, бородатый татарин взглянул на седока с крайней почтительностью, ибо тот ехал в особняк командующего.
Проникнуть туда оказалось нетрудно. Здесь еще царили патриархальные нравы, и караул у дверей стоял исключительно для престижа. Вскоре Николай был уже в знакомой приемной, в этот день отчего-то совершенно пустой. Впрочем, толстый генерал с глазами-щелочками был ему не нужен. А вот кое-кто другой…
Келюс огляделся – Макаров, адъютант его превосходительства, сидел за столом, делая вид, что откровенно скучает.
– Господин Лунин! – радостно воскликнул он, заметив гостя. – Счастлив вас видеть! Только если вы к командующему, вам не повезло, у его превосходительства совещание. Что-то по тылу…
– Я к вам, – Николай постарался улыбнуться столь же радостно, – хотелось бы поговорить.
– Отчего же, – улыбка Макарова стала поистине ослепительной, – с удовольствием! Обожаю болтать о пустяках на службе. Садитесь, Николай Андреевич!..
Макаров заботливо усадил гостя в кресло, предложил дорогие французские папиросы и сам поудобнее откинулся на спинку стула. Вид у него стал совершенно беззаботный, но в глазах то и дело мелькали странные искорки.
Николай оглянулся – в огромной приемной кроме них никого не было.
– Господин Макаров, – начал он, стирая с лица бесполезную улыбку, – прежде всего, у меня к вам большая просьба.
– Конечно, конечно, Николай Андреевич, – заспешил тот. – Все, что только пожелаете!..
– Прошу не стрелять, пока мы не закончим разговор.
Адъютант командующего расхохотался:
– Обещаю! И на время разговора и впредь. Не знал, что вы такой шутник, господин Лунин…
– Господин Макаров, вы знаете, кто я и откуда. А я знаю, что вы агент ВЧК. Выдавать вас я не собираюсь, но мне нужна помощь. Я хочу уничтожить Канал. Надеюсь, объяснять, что это такое, мне не придется.
– О чем это вы, Николай Андреевич?
Макаров удивился настолько искренне, что Лунину на миг стало страшно.
– Я читал ваши мемуары. Там, у себя дома. Вы были направлены для подпольной работы в Крым, но по дороге вас перехватил отряд Дроздовского. Вы набавили себе один чин, назвались дворянином и стали шифровальщиком в штабе. Вам помог Тургул, тогда он был еще, кажется, штабс-капитаном… Дальше рассказывать?
– Не пройдет, – невозмутимо заметил адъютант. – Меня уже несколько раз проверяло здешнее богоугодное ведомство. Или вы из этого нового – Российского Политического Управления?
– А вы ничего не теряете. Если я провокатор, то вам все равно крышка. Или, бином, ожидаете суда с присяжными? Между прочим, я знаю даже, как вы связаны с красными. Ваш брат, он сейчас в Севастополе, руководит подпольным комитетом РКП(б)…
Макаров внезапно дернулся, рука скользнула к кобуре.
– Совсем забыл, господин Лунин… Вы просили не стрелять. Ну, что там у вас еще?
– Нет времени, – поморщился Келюс. – Больше у вас такого шанса не будет. Без меня вам Канал не уничтожить. Рискните, бином!
– Ладно, – подумав секунду, ответил Макаров, – рискну. Что вам нужно?
– Адская машина. Часовой механизм, завод на пятнадцать минут.
– Не пронесете. Я уже думал…
– Пронесу, – перебил Лунин. – Машина мне нужна завтра вечером. Лучше всего замаскировать ее под какой-то прибор.
Макаров кивнул. Было видно, что он лихорадочно о чем-то размышляет.
– Завтра в девять вечера у памятника Каразину, – решил он. – Проверьте слежку. Меня не будет, к вам обратятся… Только хочу предупредить – господин Лунин, вы наверняка погибнете.
– Не ваша забота, – Келюс встал. – До свидания, господин Макаров. Предупредите брата, у них в севастопольском комитете провокатор.