– Да я и не голоден… Тут вообще не до кулинарии.
Николай выглянул в окно. На поляне было пусто, и он облегченно вздохнул.
– Али разбойники пожаловали? – понял старший. – То-то, я гляжу, не в себе ты.
– Волки, – коротко ответил Лунин, не желая распространяться на эту тему.
– Волки? Да ведь лето ныне! А ты часом не перепутал?
– Волки – они разные бывают, брат, – тихо заметил младший, и Келюс вновь подумал, что молодой монах ему кого-то напоминает. Старший между тем покачал головой.
– Волки, говоришь? – повторил он, хмуро поглядев на Николая.
– Вы из какого монастыря? – поинтересовался Лунин, решив перевести разговор на менее скользкую тему.
– А ты у него спроси, – монах столь же хмуро взглянул на младшего брата. – То-то и оно! Иные многие покой вкушают, а этот… Да еще мудрствует!..
– Не мудрствую я, брат, – негромко, но твердо ответил младший. – Вот пусть нас хоть хозяин наш рассудит!
– Мирянин он! Что он в житии нашем разумеет?
– А мы? – вновь улыбнулся младший. – Давно ли из миру ушли?
– Ин ладно… – старший кивнул. – Тож рассуди, сыне! Решил он житие смиренное презреть и уйти, яко леший, в лес жить, среди медведей псалмы петь! Видано ли сие? Или он всех отцов обители нашей мудрей?
– Не мудрость сие, – горячо возразил младший. – Не достоин я обители. Один уйду! Вот ежели смогу…
– А что? – вмешался Келюс. – Прямо как Сергий! По-моему, ваше начальство, бином, должно таких, как вы, на доску почета вешать!
Монахи недоуменно переглянулись.
– А кто таков Сергий?
Лунин решил, что слухи о низком образовательном уровне духовенства не так уж несправедливы.
– Вы что, отцы, даже о Сергии не слыхали?
Подробно, словно беседуя с нерадивыми студентами, Николай пересказал некоторые эпизоды из жития Радонежского Святого. К его удивлению, монахи, особенно младший, слушали, словно и вправду ничего не знали о великом подвижнике. Младший брат совсем по-детски открыл рот и, только поймав укоризненный взгляд старшего, поспешил придать лицу серьезный вид.
– Вот так, – удовлетворенно заключил Келюс, преисполненный наследственной атеистической гордыни. – Я думал, у вас в семинарии чему-то учат!
– Неученые мы, – охотно согласился младший, – не сподобил Господь… Говоришь, Свет Фаворский видел? Дивно!
– Будет тебе, свет, – буркнул старший. – Ты и Часослов еле разбираешь…
– Куда уж мне, – молодой послушник вздохнул. – А все же уйду! Найду место некое на холме или на горке да скит поставлю. Раз сей Сергий смог, то и я возмогу. Таким, как он, не стану, конечно, зато душа спокойна будет…
– Ну вот и говори с ним! – заключил старший, поворачиваясь к Келюсу. – И отец игумен его увещевал, и я, и батюшка наш…
– Буду как Сергий, – упрямо прошептал младший. – Возмогу…
И тут Келюс понял, кого напоминает ему молодой паренек.
– А скажите-ка, отец, – обратился он к нему, с каждой секундой убеждаясь, что не ошибся. – У вас нет родственника-священника? Очень на вас похож, зовут Варфоломей Кириллович. Не знаете такого?
Братья вновь переглянулись.
– Может, дядя? – неуверенно предположил младший. – Слыхал я, сан он принял. Только не видели его давно. Как переселили нас…
– Точно! – перебил Келюс, – он говорил, что его семью выселили откуда-то из-под Ростова. А вы очень на него похожи!
– Видать, похож, – усмехнулся старший, на время забыв о своем плохом настроении. – Он ведь тоже Варфоломей. Батюшка говорил, что его в честь брата назвали. А я – Степан, стало быть…
– Ах, да, – смутился Келюс. – Не представился, извините… Николай Лунин. Я, вообще-то, в Столице живу…
– А что здесь оказался? – перебил Степан. – Али бежишь от кого?
– Болен я, – неохотно признался Лунин и поспешил уточнить. – Но я не заразный. В общем, решил здесь отлежаться.
– То-то, я гляжу, странный ты… – монах неодобрительно качнул головой.
– Оставь, брат, – усмехнулся Варфоломей. – Кто же из нас не странен?
Он подошел к Николаю и осторожно, не касаясь, провел по воздуху ладонями. Келюс почувствовал, что сердце забилось спокойнее, а ледяной холод, мучивший уже который день, отступил.
– Лекаря бы, – растерянно проговорил молодой послушник, – али знахаря какого…
Кажется, результаты краткого осмотра его изрядно расстроили.
– Ладно, – заявил Келюс, – были б вы, отцы, из медицинского!.. Давайте-ка ужинать. Консервы открыть?
Он достал из рюкзака пару банок сайры. Степан удивленно взял одну из них в руки, покрутил, показал младшему брату.
– Ишь, – заметил он, – диво заморское. Исхитрились!
– Я тоже консервы не люблю, – признался Лунин. – Только у меня больше, бином, и нет ничего.
– Не надо, Николай, – сказал Варфоломей, доставая из мешка половину хлебной буханки, – хлеб есть, и слава Богу. Водицы б только!
Келюс вспомнил, что воды он так и не набрал. К счастью, рядом с домом был колодец. Лунин поднял валявшиеся на полу пустые бутылки и вышел во двор. Минуту он осматривался, вглядываясь в темневшую неподалеку опушку, но, не заметив ничего опасного, направился к колодцу. Цепь уже успела заржаветь, да и ведро явно знало лучшие времена. Келюс с трудом сдвинул с места ворот, цепь нехотя загремела, но шли секунды, а всплеска не было. Наконец ведро глухо ударилось о что-то твердое. Николай повторил попытку, но с тем же успехом – воды в колодце не было.
Новость изрядно расстроила. Самому Келюсу пить не хотелось, но мысль, что он не сможет дать своим гостям даже воды, показалась невыносимой. Николай вернулся в избу, поставил на пол ненужные бутылки, прикидывая, где набрать воды в этом глухом лесу.