Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы - Страница 141

141

Он ждал человека, но увидел силуэт, который принял вначале за еще одного волка. Но когда зверь подбежал ближе, Келюс убедился, в свой ошибке – со стороны опушки к дому неторопливо бежала большая собака, издалека похожая на волка, но глаза ее горели не желтым огнем, а красным пламенем. Когда она подбежала ближе, руку Николая пронзила боль. Он вспомнил – они уже встречались…

Лунин прицелился и нажал на спуск, но браунинг вновь дал осечку. Тогда он спрятал бесполезный пистолет и, взяв в руку кочергу, стал поближе к дверям. Собаки он не боялся, но вслед за черной тварью мог прийти ее хозяин. А Сиплого не остановит жалкая дверная задвижка.

Между тем, собака была уже совсем рядом. Волки встретили ее испуганным повизгиванием, окружили, принявшись тыкать серыми мордами в сторону дома. Черная тварь подняла к небу огромную уродливую голову и завыла. Келюс вздрогнул и сжал в руке железный прут – из глубины подступавшего к поляне леса, еще не близко, но уже и не очень далеко, что-то завыло в ответ. Вой ничуть не походил на собачий, скорее это был крик – но кричал не человек. Собака вновь завыла, послышался ответный вой, но уже совсем рядом, и вот на краю поляны возник черный силуэт. Лунин ждал знакомую фигуру в шляпе, но тут же понял, что это не Сиплый. Не Сиплый, не Китаец – кто-то огромный, почти квадратный, с круглой головой, сидевшей на самый плечах. Почему-то вспомнилась байка Фрола о гургунх-эре, что всем яртам хозяин… Но кто бы ни шел из ночного леса, стало ясно – Николаю с ним не справиться.

Страшная фигура неторопливо двинулась вперед. Келюс оглянулся, осматривая пустую избу в поисках чего-то более подходящего, чем кочерга, но вдруг до него донеслось легкое дуновение ночного ветра. И тут же наступила тишина. Николай взглянул в окно – поляна была пуста, ни волков, ни красноглазой собаки, ни того, что двигалось с опушки. Из леса донесся привычный крик ночной птицы, луна бесстрастно лила серебристый свет… Лунин отбросил в сторону кочергу, вытер руки, запачканные ржавчиной, и без сил опустился на лавку. Более всего хотелось отдохнуть, полежать, закрыв глаза, но в наступившей тишине внезапно послышались чьи-то быстрые шаги. Взглянув в окно, Лунин увидел два темных силуэта, приближавших к дому. Те, что шли сейчас через залитую лунным светом поляну, очень спешили. Келюс подумал о пистолете, но внезапно почувствовал страшную усталость и понял, что обороняться уже нет сил. К тому же гости не вызывали у него тревоги. Напротив, Николай почувствовал облегчение – жуткое одиночество кончилось.

Темные фигуры приближались. Келюс уже видел, что эти двое – молодые парни, несколькими годами моложе его самого. Они шли быстрой походкой опытных путешественников. Николай подумал о туристах, но его смутила странная одежда ночных гостей. Он не мог понять, в чем дело, и, лишь когда незнакомцы поднялись на скрипящее крыльцо, понял – эти двое были монахами. Удивиться он не успел – за дверью послышались тихие голоса. Один, низкий, немного хрипловатый, в чем-то убеждал другого, голос которого был тихий, почти детский. И вот в дверь постучали.

– Кто? – поинтересовался, Келюс, пытаясь говорить тоном человека, которого разбудили среди ночи.

– Не гневайся, хозяин, – ответил хрипловатый голос. – Странники мы, с дороги сбились.

– Какой дороги?

Николай хорошо помнил, что никаких дорог поблизости нет.

– В обитель возвертались, – ответил другой голос, совсем молодой, юношеский, – да в Княжий Бор завернули: там староста хворает. По темноте вышли и тропу спутали.

Келюс рассудил, что молодые монахи, вероятно из какого-нибудь восстанавливаемого монастыря, еще не освоились как следует со здешними лесами. Он представил, каково оказаться ночью в такой чаще, и посочувствовал путникам.

– Пусти, хозяин! – попросил хрипловатый голос, – нам бы только до утра подремать.

Николай решился и, спрятав пистолет, пошел к двери. В сенях было темно, и Келюс поспешил пригласить гостей в избу, залитую лунным светом.

– Мир тебе, хозяин, – степенно поздоровались молодые люди, снимая островерхие шапки и наугад крестясь в красный угол.

– Здравствуйте… – кивнул Лунин и не без колебания добавил: – отцы.

Монахи и в самом деле не походили на «отцов». Старшему, с хриплым голосом, едва исполнилось двадцать, второй был еще моложе. Тон Келюса не укрылся от гостей, поскольку старший недовольно покосился на него, а затем наставительно произнес:

– Сан, на нас возложенный, во всяком возрасте почтенен!

– Оставь, брат, – усмехнувшись, перебил младший, – гордыня сие. Да и не монахи мы еще, только послух приняли. Какие мы отцы?

– Да и я тут не хозяин, – заспешил Лунин. – Зашел переночевать..

– Все одно хозяин, – наставительно заметил старший, извлекая из мешка пару восковых свечей. В их неярком колеблющемся свете Келюс смог разглядеть лица ночных гостей. Они были действительно молоды, хоть под подбородком у каждого уже вилась небольшая бородка. Лица оказались настолько схожи, что Николай понял: младший, сказав старшему «брат», имел в виду не традиционное монашеское обращение, а нечто куда более простое – незнакомые монахи были родными братьями. Но если лицо старшего Келюс видел впервые, то молодой послушник ему явно кого-то напоминал.

– Вы, наверное, голодны, – заспешил Лунин, входя в роль хозяина. – Вот бином, у меня и хлеба нет! Правда, консервы… Отцы, вы консервы едите? Они рыбные.

– Благодарствуем, – кивнул младший, – да только нам и хлеба хватит. Добрые люди в Княжем Бору оделили. И тебе скибку оставим.

141